Она отдает мне фотографию и отпечаток ножки, а затем три женщины провожают нас к входной двери. Младенцы плачут в своих кроватках. Малыши в ходунках подбираются к нам. Дети постарше ищут нас взглядом, безнадежно понимая, что мы пришли не за ними. Директор кладет руку мне на плечо. Я чувствую, как в кость вонзается край браслета А-ма.

– Я бы помогла вам, если бы это было в моих силах, – говорит она.

Сквозь слезы я спрашиваю:

– Моей дочери у вас нет, но могу ли я что-то сделать для других детей?

– О, нет. У нас все хорошо. Мы получаем все необходимое.

– Конечно… – Я пытаюсь мыслить масштабно. – А как насчет стиральной машины и сушилки?

– Мы не сможем принять такой щедрый подарок, – говорит директор Чжоу, но это просто традиционная китайская вежливость.

Так что наш полет обратно в Гуанчжоу придется отложить на другой день.

Мы открываем зонтики и выходим под дождь. Нищенка, которая сидела здесь все время, машет Цзиню, подзывая к себе. Он уже дал ей денег, но снова лезет в карман и начинает боком продвигаться к ней по ступенькам. Мне всегда больно видеть нищих в Гуанчжоу и бездомных в Лос-Анджелесе, но столкнуться с таким в родной префектуре? Мы выросли, живя на земле. Если мы ловили или находили еду, мы ее ели. Если у нас ничего не было, мы ничего не ели. Но попрошайничать?..

– Господин, пожалуйста, подойдите немного ближе, – просит женщина на ломаном путунхуа. – Позвольте мне показать вам кое-что. Я ждала подходящих покупателей. Вы и ваша жена выглядите как люди с хорошим достатком. Я знаю, что найдутся коллекционеры, которые заплатят хорошие деньги…

Мне достаточно было нескольких первых слов, чтобы узнать этот голос, и теперь мне кажется, будто я угодила в пружинный капкан – я даже слышу, как он защелкивается. Это Дэцзя. Невозвратимая потеря дочери, за которой последовала случайная встреча с Дэцзя, порождают приливную волну чувств: смирение и очищение. Мне так трудно все это принять, что я замираю, будто парализованная. Дэцзя балансировала на грани нищеты, когда я видела ее по дороге в Таиланд, но нынешняя ситуация куда хуже. Она, представительница народности акха, стала попрошайкой! Это неслыханно. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и подхожу к своему мужу. Дэцзя – грязная, почти беззубая, смуглая и морщинистая, как соленая слива, – выставляет на продажу единственную свою драгоценность – свадебный головной убор. Она не узнает меня, пока я не начинаю говорить. Вот как сильно я изменилась.

– Судьба послала меня в одном направлении, – говорит она, ничуть не смущаясь своих обстоятельств. – А тебя в другом. Не хочешь ли купить этот головной убор? Думаю, ты его помнишь.

– Конечно, я его помню, но покупать не собираюсь. Ты пойдешь с нами!

Цзинь с явным удивлением поднимает брови.

– Без совпадений нет истории, – произношу я, прежде чем перейти к объяснению: – Дэцзя раньше жила в нашей деревне. Мы с ней были вместе в самые тяжелые моменты. – Я делаю паузу, чтобы заглянуть ей в глаза. – А еще мы сталкивались друг с другом в самых маловероятных местах. Это должно что-то значить, не так ли?

Предположительно, следующие два часа мы выслушивали бы печальную историю о том, как Дэцзя много лет прожила отшельницей в джунглях, а затем отправилась в одиночестве по горным тропам обратно в префектуру Сишуанбаньна. Но нас ждет громкий смех и возгласы удивления, когда Дэцзя впервые в жизни принимает душ, впервые видит туалет со смывом, впервые обедает в ресторане, впервые смотрит телевизор, впервые ложится на матрас, впервые ощущает, как работает кондиционер, впервые надевает ночную рубашку и впервые пользуется электричеством, включая и выключая прикроватную лампу.

– Почему ты делаешь это для меня? – спрашивает она, когда я сижу рядом с ней, держу за руку и пытаюсь успокоить, ведь Дэцзя впервые в жизни будет спать в комнате с четырьмя стенами.

– Может, это не для тебя. Может, это для меня. Завтра мы поедем домой…

– В деревню? Мне туда нельзя!

– В Гуанчжоу…

– Солнце и луна! Невозможно!

– Как акха, мы связаны одной длинной цепью жизни. Ты все еще веришь в злобных духов и в силу победить их, доставшуюся от предков? – спрашиваю я.

Конечно, верит.

– Мы обе оказались сегодня на этих ступенях, – продолжаю я. – Необязательно знать почему. Нужно просто принять тот факт, что наши духовные предки хотят, чтобы мы были вместе. Закон акха велит нам никогда не игнорировать предзнаменования или совпадения.

На следующее утро Дэцзя впервые садится в машину, когда водитель везет нас купить технику для приюта. От ужаса ее лицо становится белым, как у призрака. Я постоянно напоминаю ей, что мы можем остановиться, если ей станет плохо. Бытовая техника стоит всего триста долларов – скромная сумма для нас, но стиральная машина и сушилка изменят качество жизни детей и взрослых в Институте социального обеспечения. Не желая рисковать, мы едем за грузовиком в Мэнхай и наблюдаем, как приборы подключают и проверяют на работоспособность. Три сотрудницы улыбаются сквозь слезы. Дети постарше толпятся вокруг, желая рассмотреть все поближе. Малыши окружают Дэцзя, и ее смех звучит легко и чисто, как вода в горном ручье.

Уже почти четыре часа, когда Цзинь дает монтажнику чаевые и отпускает его. Директор Чжоу предлагает еще чаю и поесть. Теперь, когда она видит, что мы приютили нищенку, она ожидает, что мы возьмем и ребенка. Но я сообщаю, что уже жду малыша, и она восклицает:

– Прекрасная новость! Когда захотите, чтобы у него появилась сестренка, вы знаете, куда прийти. – Она провожает нас до двери и что-то сует мне в руку. Это браслет с драконом А-ма. – У вас большое и щедрое сердце. Я сожалею о ваших несчастьях и о том, что причастна к ним, но правительство обязывает нас выполнять свою работу…

Тяжесть серебра на запястье успокаивает меня, как будто я навожу порядок в своей душе.

Хотя Гуанчжоу по любым меркам шокирует своими размерами, Дэцзя почти не замечает этого, потому что занята заботой обо мне.

Мы, акха, говорим о беременности так: «Один живет под другим». Предполагается, что жена живет под мужем и не может сбежать. Но на самом деле мы с Цзинем оба «живем под Дэцзя». Она такая властная! У нас нет кошки, но она хотя бы раз в день напоминает Цзиню, чтобы он не дай бог не ударил и не пнул какую-нибудь кошку, иначе наш ребенок, когда появится на свет, будет вести себя как кошка. Она запрещает Цзиню лазить по деревьям, а не то наш малыш будет дрожать от страха и